Товарищество «Тараса Бульбы» как образ жертвенной любви

Подробности

Опубликовано 07.02.2019 10:19

В своём исследовании «Опыт разбора повести Тараса Бульбы» (1883 г.), преподаватель словесности Псковского кадетского корпуса Киприан Сергеевич Хоцянов отмечает:

«Конечно, страшная бездна, неизмеримая пропасть между любовью запорожцев и любовью Того, Кто отдал Себя на страдания и смерть за всё человечество… Но Сам Спаситель сказал: Больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя (Ин. 15, 13)».

Исполнение этой заповеди Спасителя и является, по Гоголю, главной созидающей основой запорожского братства. Объединяет запорожцев, прежде всего, то глубокое духовное утешение, которое доставляет обитателям Сечи радость от сознания осмысленности своего бытия. В обретении смысла существования – отличного от прежней, безрадостной и бессмысленно-тягостной жизни – находит себе «нежбу» и трезвенное «упоение» большая часть запорожских казаков. 

В статье «Взгляд на составление Малороссии» (1834 г.) Гоголь писал:

«Дикий горец, ограбленный россиянин, убежавший от деспотизма панов польский холоп, даже беглец исламизма татарин… положили начало этому странному обществу… уже вначале имевшему одну главную цель – воевать с неверными и сохранять чистоту религии своей». 

Само по себе показательно, что помимо указываемого здесь Гоголем прообраза запорожского общества – средневекового рыцарского ордена слова о возникновении казацкого братства несут в себе ещё несомненные ветхозаветные мотивы – от истории царя Давида:

И собрались к нему все притеснённые, и все должники, и все огорчённые душою, и сделался он начальником над ними; и было с ним около четырёхсот человек (1 Цар. 22, 2)

– до истории Маккавеев:

Тогда снидоша мнози ищуще суда и правды в пустыню (1 Мак. 2, 29).

Мысль же о духовном утешении как формообразующем принципе общества была почерпнута в Новом Завете:

Церкви же по всей Иудее и Галилее и Самарии… утешением Святаго Духа умножахуся (Деян. 9, 31).

Очевидно, что вероисповедная проверка всякого новичка кошевым – «Здраствуй! Во Христа веруешь?» - вовсе не формальный обряд, дань установившейся традиции, но касается самой основы существования Сечи. Утешение от мысли об обретённом призвании, глубокая

«радость спасения (Пс. 50, 14) – «высокая радость служить Ему» (из письма Гоголя к Н.М. Шереметьевой 1845 года)

проистекают у запорожцев непосредственно из принятого ими на себя подвига.

Действительно, все главные движения запорожского войска в повести определяются исполнением заповеди Спасителя о любви к братьям. Исполняют её казаки, отправившиеся в поход в защиту гонимых православных христиан; казаки, оставшиеся под стенами Дубно с целью выручить друзей из польского плена; казаки, отправившиеся на Сечь на выручку товарищей, пленённых татарами. Заповеди Спасителя отвечает Гоголь и историческое предназначение казачества, сдержавшего, по его словам:

«разлитие двух магометанских народов, грозивших поглотить Европу».

Строки об этом из статьи «Взгляд на составление Малороссии» Гоголь внёс в повесть в 1841 году:

«Уже известно всем из истории, как их вечная борьба и беспокойная жизнь спасли Европу от неукротимых набегов, грозивших её опрокинуть».

«Долг – Святыня, – замечал позднее Гоголь в отдельном наброске. – Человек счастлив, когда исполняет долг».

Среди выписок своего сборника «Выбранные места из творений св. отцов и учителей Церкви» он также замечал:

«…законы общества человеческого уже написаны в сердце человека, и… исполнение их вносит блаженство и Самого Бога в общество».

Пиршественная, праздничная атмосфера Сечи призвана подчеркнуть в этом отношении внутреннюю свободу спаянных в единое братство запорожцев, на основе которой становится возможным подвиг их героического самопожертвования. В знаменитой речи Тараса Бульбы о товариществе, где он говорит о родстве «по душе, а не по крови» и обличает то, что «свой своего продаёт, как продают бездушную тварь на торговом рынке», герой, напоминая казакам об их долге, прямо призывает их положить за друзей свои души:

«Пусть же знают,… что такое значит в Русской земле товарищество (и как стоят в ней брат за брата», - добавлял Гоголь в черновой редакции). Уж если на то пошло, чтобы умирать, – так никому ж… не доведётся так умирать!..»

Потому-то Тарас, «несмотря на свою печаль и сокрушение о случившемся на Украйне несчастиях… был несколько доволен представлявшимся широким раздольем для подвигов» – эти подвиги обещали ему «мученический венец по смерти». Если Тарас, замечал К.С. Хоцянов, в тот самый момент, когда желает «оживить» казаков, напоминает им о смерти, значит, он думает, «что приношение себя в жертву за товарищей и должно наилучшим образом… одушевлять казаков. А думает он так, конечно, потому что всё это в высшей степени его самого ободряет…»

«Все наслаждения наши заключены в пожертвованиях, – писал Гоголь в 1844 году школьному приятелю А.С. Данилевскому. – Счастие на земли начинается только тогда, для человека, когда он, позабыв о себе, начинает жить для других, хотя мы вначале думаем совершенно тому противоположно.… Только тоска да душевная пустота заставляют нас, наконец, ухватиться за ум и догадаться, что мы были в дураках».

Сами обращения Тараса к запорожцам – «паны братья» – отчётливо напоминают соответствующие обращения «мужи братия» в Книге Деяний Апостольских. Потому-то духовное родство превосходит у запорожских рыцарей не только любовь к женщине, но побеждает и самую смерть, давая утешение в предсмертные минуты.

«Узы этого братства, – писал Гоголь о казаке в статье «О малороссийских песнях», – для него выше всего, сильнее любви… Умирающий казак лежит среди… девственной природы и собирает все силы, чтобы не умереть, не взглянув ещё раз на своих товарищей.… Увидевши их, он насыщается и умирает».

Таким же утешением – от лицезрения близкого человека, а ещё более от сознания исполненного долга – насыщается и Остап в свои предсмертные минуты. Отцовское «Слышу!» становится здесь слышанием Самого Небесного Отца.

«Ему первому приходилось выпить эту тяжёлую чашу», – говорит автор о муках, предстоящих Остапу. Упоминание о «тяжёлой чаше» прямо обращает к словам Спасителя: Чашу Мою будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься (Мф. 20, 23).  

Следующее далее в повести описание казни Остапа прямо перекликается с Гефсиманским молением Сына к Своему Небесному Отцу перед Его крестными страданиями. Так же как взывающий с колен Спаситель услышан был за Своё благоговение, и явился Ему Ангел с небес и укреплял Его, так и Остап, подобно многим другим христианским мученикам и исповедникам, получает утешение в свои предсмертные минуты:

«…когда подвели его к последним смертным мукам, казалось, будто стала подаваться его сила… Он не хотел бы слышать рыданий… матери или… супруги… хотел бы он теперь увидеть твёрдого мужа, который бы разумным словом освежил его и утешил при кончине. И упал он силою и выкликнул в душевной немощи: «Батько! где ты? слышишь ли ты всё это?» –  «Слышу!» –  раздалось среди всеобщей тишины…»

Упование на вечное утешение даёт бесстрашие и силы вытерпеть предсмертные муки и самому Тарасу.

доктор филологических наук, Института мировой литературы РАН И.А. Виноградов. Статья «Узы небесного братства. Повесть Гоголя «Тарас Бульба» и её судьба. На чём стоит товарищество». Из книги «Н.В. Гоголь и православие»