Страстная седмица со стихами Бориса Пастернака. Великий четверг. Гефсиманский сад.
Мы продолжаем чтение стихотворений Бориса Пастернака, в которых он обращается к теме крестной жертвы Спасителя и описывает те евангельские события, что ей предшествовали. Сегодня наша задача – попытаться почувствовать, каким поэту представлялся тот самый вечер в Гефсиманском саду.
Гефсиманский сад
Мерцаньем звезд далеких безразлично
Был поворот дороги озарен.
Дорога шла вокруг горы Масличной,
Внизу под нею протекал Кедрон.
Лужайка обрывалась с половины.
За нею начинался Млечный путь.
Седые серебристые маслины
Пытались вдаль по воздуху шагнуть.
В конце был чей-то сад, надел земельный.
Учеников оставив за стеной,
Он им сказал: «Душа скорбит смертельно,
Побудьте здесь и бодрствуйте со Мной».
Он отказался без противоборства,
Как от вещей, полученных взаймы,
От всемогущества и чудотворства,
И был теперь, как смертные, как мы.
Ночная даль теперь казалась краем
Уничтоженья и небытия.
Простор вселенной был необитаем,
И только сад был местом для житья.
И, глядя в эти черные провалы,
Пустые, без начала и конца,
Чтоб эта чаша смерти миновала,
В поту кровавом Он молил Отца.
Смягчив молитвой смертную истому,
Он вышел за ограду. На земле
Ученики, осиленные дремой,
Валялись в придорожном ковыле.
Он разбудил их: «Вас Господь сподобил
Жить в дни Мои, вы ж разлеглись, как пласт.
Час Сына Человеческого пробил.
Он в руки грешников Себя предаст».
И лишь сказал, неведомо откуда
Толпа рабов и скопище бродяг,
Огни, мечи и впереди — Иуда
С предательским лобзаньем на устах.
Петр дал мечом отпор головорезам
И ухо одному из них отсек.
Но слышит: «Спор нельзя решать железом,
Вложи свой меч на место, человек.
Неужто тьмы крылатых легионов
Отец не снарядил бы Мне сюда?
И, волоска тогда на Мне не тронув,
Враги рассеялись бы без следа.
Но книга жизни подошла к странице,
Которая дороже всех святынь.
Сейчас должно написанное сбыться,
Пускай же сбудется оно. Аминь.
Ты видишь, ход веков подобен притче
И может загореться на ходу.
Во имя страшного ее величья
Я в добровольных муках в гроб сойду.
Я в гроб сойду и в третий день восстану,
И, как сплавляют по реке плоты,
Ко мне на суд, как баржи каравана,
Столетья поплывут из темноты».
Великий Четверг. Евангельские события этого дня – Тайная Вечеря и следующее за ней Моление о Чаше. На первый взгляд, стихотворение Пастернака – это беглый пересказ второго сюжета, очень беглый. Только внимание здесь почему-то смещено на пейзаж.
Можно было бы посчитать «Гефсиманский сад» пейзажной зарисовкой, однако, как мы уже знаем по «Магдалине», пейзаж у Пастернака динамичен. Если присмотреться внимательно, здесь от четверостишия к четверостишию меняется масштаб изображения. И, в конце концов, пейзаж оказывается не совсем пейзажем.
Впрочем, начинается стихотворение действительно как видовая зарисовка: ночь, река, поворот дороги.
Дорога шла вокруг горы Масличной,
Внизу под нею протекал Кедрон.
Как на акцент обратим здесь внимание на «безразлично далёкие» звёзды. А вот дальше, буквально на наших глазах, изображение начинает трансформироваться.
Оказывается, что на небе – не просто звёзды, там – Млечный путь. То есть, дорога, начавшаяся на земле, словно бы продолжается в небе. Листья диких олив – сероватые от природы, – в лунном свете действительно могут напоминать звёзды. Но эту прочерченную взглядом дорогу с земли в небо разделяет обрыв. И для того, чтобы собрать её воедино, нужно усилие.
Седые серебристые маслины
Пытались вдаль по воздуху шагнуть.
Читаем дальше. Смена плана. Дорога в небо исчезает, пределы мира словно бы замыкаются в границах Гефсиманского сада:
Простор вселенной был необитаем,
И только сад был местом для житья.
Такая трансформация происходит не вдруг, а сразу после того, как Христос пытается взглянуть на мир глазами простого смертного:
Он отказался без противоборства,
Как от вещей, полученных взаймы,
От всемогущества и чудотворства,
И был теперь, как смертные, как мы.
И тут же ночь перестаёт быть просто ночью, превращаясь в «чёрные провалы, пустые без начала и конца». Обращаясь к Отцу, Христос борется со смертью. Ему предстоит восстановить Вселенную заново.
А дальше, как кажется, пейзаж, теряет всякую зримость, превращается в нечто умозрительное:
…ход веков подобен притче
И может загореться на ходу.
Кто из нас видел когда-нибудь, как горят века? Однако поэт тут же даёт ответ на этот вопрос:
И, как сплавляют по реке плоты,
Ко мне на суд, как баржи каравана,
Столетья поплывут из темноты.
Перед нами – снова река, и вереница огней на тёмной воде. А может быть, это – Млечный путь? Или просто одно безо всяких усилий переходит в другое?
Великий Четверг. Впереди нас ждёт самое главное.