Религиозный эстетизм нерелигиозного писателя: личность и творчество И. А. Гончарова в вопросах православия

Подробности

Опубликовано 18.06.2020 07:43

Иван Александрович Гончаров не относился к т.н. писателям-пророкам, подобным Ф. М. Достоевскому или Л. Н. Толстому. Современники и исследователи вообще не отмечали в личности и творчестве Гончарова никакой религиозности, скорее наоборот примечали атеистические и материалистические моменты, поскольку сам Гончаров был по образу жизни поклонник искусства, красоты и комфорта в том смысле, в каком нам преподносила Европа с её либеральными ценностями. Иными словами, человек своего времени. Лев Николаевич, сравнивая Гончарова с Достоевским, писал:

«Конечно, это настоящий писатель, с истинно религиозным исканием, не какой-нибудь Гончаров»

Исследователь А. Г. Цейтлин в своей солидной монографии о Гончарове отмечал:

«Внешнюю набожность, присущую Гончарову, никак нельзя смешивать с религиозным чувством в подлинном смысле. Веры в Бога нет и у героев Гончарова…»

Другой исследователь О. Н. Осмоловский утверждал, что:

«…религиозная тема, по существу, отсутствует в романах Гончарова…»

В истории вопроса религиозности Гончарова за последние полвека обращался Ю. Лощиц, книги которого вошли в собрание ЖЗЛ (Жизнь замечательных людей). Он прочувствовал именно православную основу гончаровского творчества в его концепции христианской любви.

Исследователь В. И. Мельник также отмечает наличие религиозности в творчестве Гончарова. Так в 1990-е годы к 180-летию писателя было опубликовано письмо Ивана Александровича к философу Владимиру Соловьёву по поводу его книги «Чтения о Богочеловечестве» к А. Ф. Кони от 30 июня 1886 г. Здесь Гончаров писал с настоянием следующее:

«…Божию мудрость не стоит дополнять мудростью человеческой («горделивых умов»): в основе своей вера и впредь должна оставаться «младенческой», несмотря на прогресс науки и общества… Неизбежно следует убедиться в правде Откровения».

В описании личности Л. Н. Толстого, Гончаров относился деликатно к религиозной жизни писателя, предостерегая его оставаться лишь «художником»:

«…Эти Ваши вещи проникнуты глубокой любовью… и учат любить ближнего… Такие любовью писанные страницы есть лучшая, живая и практическая проповедь и толкование главной евангельской заповеди».

Действительно, для Гончарова земная жизнь не есть православная аскеза, как путь от земного бытия к Горнему, к жизни Небесной. Путь ко Христу Гончаров не отрицал и такие понятия как «история», «прогресс» и «цивилизация» впитывал вместе со Христом в себя. Гончаров явил собой образ человека, который не идёт путём православной аскезы, но воплощает человеческую жизнь в историческом творчестве, данном нам от Бога. Историческое творчество и труд – основа христианской этики в творчестве и личности Гончарова. Священник и философ Павел Флоренский назовёт такое воплощение христианской мысли как «религиозный эстетизм», обсуждая это с Д. Мережковским.

Непростая картина складывается в анализе знаменитого всем романе «Обломов» в образе главного героя Ильи Обломове. Илья Ильич являет собой образ языческой этики, этакого искателя наслаждения, подобного эпикурейцу, закрывшемуся в своей «диванной пещере», сочетающий в себе православную аскезу. Второй момент сложнее проследить, нежели философское наполнение. Однако автор в описании героя, действительно представляет в Обломове православные мотивы. В IX главе 4-части «Обломова» автор как бы подводит итог духовному состоянию героя:

«С летами волнения и раскаяние являлись реже, и он тихо и постепенно укладывался в простой и широкий гроб остального своего существования, сделанный собственными руками, как старцы пустынные, которые, отворотясь от жизни, копают себе могилу».

Также во II главе заключительной части произведения Штольц обращается к Илье с напоминанием об Ольге и её воле:

«Она хочет – слышишь? – чтоб ты не умирал совсем, не погребался заживо, и я обещал откапывать тебя из могилы…»

Этот образ самозаточения как изолированного пространства Обломова прослеживается и в VIII главе 1-й части, когда Илья Ильич говорит своему слуге Захару:

«Сижу взаперти»

И автор дополняет в этой фразе описание образа могилы:

«В нём закрыто, как в могиле, какое-то хорошее, светлое начало».

Таким образом, Гончаров пытается донести до нас наличие в Обломове творческого начала, стремление к истине, однако заключённое взаперти его телесной клетки:

«Он закопал в собственной… душе принесённые ему в дар миром и жизнью сокровища»    

Изоляция Обломова от мира сего подобно старцам пустынникам. Однако же мироотречение Обломова наполнено бесплодием, вернее подобно «брошенному в тернь плоду», которая закрыла собой всё светлое в душе Обломова. Обломов это не старец-пустынник, но его тень, сопровождающая грех «невоплощения» Божиих даров, «захоронения» их в могиле погибшей души.

У Ильи Ильича всё же есть попытка «пробуждения из гроба», воскресения души – его любовь к Ольге. Собственно она сама говорит о воскресении Обломова в VIII главе 4-й части в беседе со Штольцем:

«Если ты устанешь, я одна пойду и не выйду без него… я заплачу горько, если увижу его… мёртвого! Может быть слёзы…

– Воскресят, ты думаешь? – перебил Андрей.

– Нет, не воскресят к деятельности, по крайней мере заставят его… переменить свою жизнь…»

«Заставят переменить свою жизнь» – эта фраза здесь скорее всего не случайна, ввиду того, что если мы обратим внимание на христианский смысл слова «перемена» (по греч. μετάνοια метанойя), то это исконный смысл покаяния или исповеди как перемены разума. Это есть первый шаг на пути к воскресению души, на который Ольга уповает, как начало пути обожения Обломова через любовь к ней. Но Обломов не исповедуется в своём грехе. Он выбрал «пещеру», спрятался от адского мира, запирая себя же в аду своей обломовщины».

Использован материал и статьи В. И. Мельника «О своеобразии религиозности И. А. Гончарова». Из сборника: Русская литература XIX века и христианство. — М.: Изд. МГУ, 1997 — С. 164-172.