Образ Христа в романе Ф. М. Достоевского «Идиот»

• 

Подробности

Опубликовано 11.11.2020 15:25

Когда говорят о творчестве Достоевского, то, если заходит речь о христианской теме произведений писателя, всегда обращаются, к примеру, к «Преступлению и наказанию», где образ спасителя душ человеческих был воплощён в Соне Мармеладовой. Иначе предстоит дело с другим знаменитым произведением Фёдора Михайловича – романом «Идиот», написанном в сравнительно короткий срок, с декабря 1866 по январь 1869 года, когда Достоевский находился в чрезвычайно тяжёлом материальном положении, испытывая острую нехватку денег и стеснённый сроками написания романа.

В этом произведении образ Христа тесно связан с героем заглавия, «бедным идиотом» князем Мышкиным. Достоевский сам неоднократно подчёркивал эту близость. В письме от 1 января 1868 г., в разгар работы над первой частью романа он пишет:

«Идея романа – моя старинная и любимая, но до того трудная, что я долго не смел браться за неё, а если взялся теперь, то решительно потому, что был в положении чуть не отчаянном. Главная мысль романа – изобразить положительно прекрасного человека. Труднее этого нет ничего на свете, а особенно теперь… Прекрасное есть идеал, а идеал… ещё далеко не выработался».

Что имеет ввиду Достоевский, когда говорит, что идеал прекрасного до сих пор ещё не выработан? Вероятно, он имеет в виду следующее: пока ещё нет ясно сформулированных, обоснованных и общепринятых «скрижалей ценностей». Люди всё ещё спорят о том, что есть добро и что есть зло – смирение или гордость, любовь к ближнему или «разумный эгоизм», самопожертвование или самоутверждение. Но один ценностный критерий существует для Достоевского: образ Христа. Он является для писателя воплощением «положительно» или «совершенно» прекрасного человека.

В князе Мышкине воплощены все благословения нагорной проповеди:

«Блаженны нищие духом…, блаженны кроткие…, блаженны милостивые…, блаженны чистые сердцем…, блаженны миротворцы…»

И словно о нём сказаны слова апостола Павла:

«Любовь долготерпит, милосердует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит» (1 Кор. 13:4-7).

Всё это настолько сближает Мышкина со Христом, что сложилось мнение, что Достоевский хотел воссоздать образ Христа XIX века. Одной из ссылок, намекающих на такой образ в «Идиоте» является название Мышкина как:

«Князь – Христос»

Но это, однако, не означает, что Мышкин и есть Христос по существу.

Ведь сам Мышкин говорил такие слова:

«На свете есть только одно положительно прекрасное лицо – Христос»

Князь Мышкин есть именно последователь Христа, но не его литературно-иконографический образ. Мышкин излучает дух Христов, любит Христа, верит в Него. В этом плане, если говорить о положительных чертах Мышкина, то ему присуще многое, кроме двух вещей: первое, у князя отсутствует мужество, в смысле воли к самоутверждению, решительности там и тогда, где это необходимо, например, в выборе невесты; второе, которое вытекает из первого, он навлекает на себя из-за нерешительности вину за гибель выбранных невест.

Конец Мышкина в идиотизме есть не самоотверженная невинность, но следствие безответственного вмешательства в жизни других людей. С этой позиции поступки князя далеко не христианского содержания.

Если в «Преступлении и наказании» путь ко Христу выражен в спасительной миссии Сони, утоляющей печаль Родиона Раскольникова, то в «Идиоте» Мышкин становится для многих гласом утешения, в частности для Настасьи Филипповны, тяжко страдающей бременем прошлого. Соблазнённая в юности богатым, предприимчивым, бессовестным помещиком, долгие годы находившаяся на положении содержанки, а потом брошенная на произвол судьбы пресыщенным совратителем, она ощущает себя существом грешным, отверженным, презренным и недостойным никакого уважения. Спасительная любовь приходит от князя, он делает ей предложение и говорит:

«…я сочту, что вы мне, а не я сделаю честь. Я ничто, а вы страдали и из такого ада чистая вышли, а это много».

Однако Настасья Филипповна не принимает предложение князя, но на прощание адресует ему такие слова:

«Прощай, князь, в первый раз человека видела!».

Поскольку князь Мышкин, следуя Христу, несёт в себе образ того, кто был человеком в полном смысле этого слова, то и князь – исключительным образом человек – первый, кого встретила в своей многострадальной жизни Настасья Филипповна. Очевидно, что не без его участия она обретает сильную духовную связь с образом Христа. В одном из своих страстных писем к любимой и ненавистной «сопернице» Аглае, тоже любимой Мышкиным, описывает она некое видение явившегося ей Христа и представляет себе, как бы она изобразила Его на картине:

«Христа пишут живописцы всё по евангельским сказаниям: я бы написала иначе: я бы изобразила его одного – оставляли же его иногда ученики одного. Я оставила бы с ним только одного маленького ребёнка. Ребёнок играл подле него: может быть, рассказывал Ему что-нибудь на своём детском языке, Христос его слушал, но теперь задумался; его рука невольно, забывчиво осталась на светлой головке ребёнка. Он смотрит в даль, в горизонт; мысль великая, как весь мир, покоится в его взгляде; лицо грустное. Ребёнок замолк, облокотился на Его колена и, подперши рукой щеку, поднял голову и задумчиво, как дети иногда задумываются, пристально на него смотрит. Солнце заходит…».

Зачем рассказывает Настасья Филипповна в письме к Аглае об этом привидевшемся ей образе Христа? Как она Его видит? Она растрогана любовью Христа к детям и детей к Христу и, несомненно, думает при этом о князе, который имеет особую внутреннюю связь с детьми. Но, может быть, она видит в ребёнке, сидящем у ног Христа, образ князя, который, как это постоянно подчёркивается, и сам ведь остался ребёнком как в положительном, так и в отрицательном смысле в смысле несостоявшегося становления взрослого человека, становления истинного мужчины. Ибо при всей близости князя к Христу между ними сохраняются различия, влекущие за собой роковые, катастрофические последствия для Настасьи Филипповны. Целительная, спасительная любовь Иисуса спасла Марию Магдалину (Лк. 8:2), любовь же князя, колеблющаяся между глубоким состраданием и бессильной плотской чувственностью, губит Настасью Филипповну.

Альтернативой Мышкина выступают Рогожин и Ипполит.
Рогожин выходит кем-то вроде соперника Мышкину. Он также, как и князь любит Настасью Филипповну, но не любовью сострадания и жертвенности, а любовью чувства, где плотское преобладает над духовным. Он готов из ревности убить Мышкина, лишь бы не досталась князю Настасья Филипповна.

Иная фигура Ипполит:

«Ипполит был очень молодой человек, лет семнадцати, может быть и восемнадцати, с умным, но постоянно раздражённым выражением лица, на котором болезнь положила ужасные следы».

У него была чахотка «в весьма сильной степени, казалось жить не более двух-трёх недель».

Несмотря на описание такого недужного состояния, Ипполит в романе представляет собой образ просветительства 60-х гг. XIX в. Именно это просвещение и губит его в конце романа, ставя в жизненную ситуацию, где нарушаются границы мировоззрения. Скорее всего Достоевский хотел сказать, что образ Ипполита просвещённого умственно, но больного физически и есть образ современной на тот момент интеллигенции.

Одной из причин этих образов-антагонистов романа Достоевский видит в взглядах Рогожина и Ипполита на Христа как определил писатель «Мёртвого Христа».

Дело в том, что незадолго до написания романа Достоевский в августе 1867 г. был в Базеле, где увидел в музее картину Ганса Гольбейна Младшего «Мёртвый Христос». Жена писателя Анна Григорьевна в воспоминаниях отмечала, что эта картина произвела сильное впечатление на Достоевского. Это довело писателя до того, что с ним мог случиться эпилептический припадок. Однако писатель пришёл в себя.

Данное событие отразилось в последствии в написании романа «Идиот». Князь Мышкин, когда посещает дом Рогожина, видит у него на стене висящую копию картины «Мёртвый Христос» и говорит, что от неё у иного ещё и вера может пропасть, на что Рогожин ему отвечает:

«Пропадёт и то…»

И действительно, Рогожин теряет веру в Воскресение Христово. Аналогичное состояние переживает и Ипполит, когда навещает Рогожина, тот ему показывает картину Гольбейна. Ипполит стоит перед ней почти пять минут. Картина производит на него «какое-то странное беспокойство». В пространном «Объяснении» Ипполит пишет:

«На картине этой изображён Христос, только что снятый с креста… это в полном виде труп человека, вынесшего бесконечные муки ещё до креста, раны, истязания, битьё от стражи, битьё от народа, когда Он нёс на Себе крест и упал под крестом, и , наконец, крестную муку в продолжение шести часов… Правда, это лицо человека, только что снятого со креста, то есть сохранившее в себе очень много живого, тёплого; ничего ещё не успело закостенеть, так что на лице умершего даже проглядывает страдание, как будто бы ещё и теперь им ощущаемое… но зато лицо не пощажено нисколько; тут одна природа, и воистину таков и должен быть труп человека, кто бы он ни был, после таких мук…»

Именно здесь представлено самое пространное теологическое рассуждение романа. Характерно, что Достоевский вкладывает в уста неверующему интеллигенту, который выводит образ Христа как трупа, подобно вульгарному натурализму тургеневского Базарова, или например, отзывы о христианстве Кириллова из «Бесов» или ищущего рациональное зерно во всём Ивана Карамазова из «Братьев Карамазовых». В Христе данные герои видят лишь рассвет человечества, идеал человека, который мера всех вещей. Ипполит, подобно Ивану Карамазову верит в новозаветные рассказы о Христе, видит во Христе:

«великое и бесценное существо – такое существо, которое одно стоило всей природы и всех законов её, всей земли, которая и создавалась-то, может быть, единственно для одного только появления этого существа!»

Такое сравнение целиком и полностью повторяет «памфлет тургеневского Базарова о достоинстве лягушек», как единственно стоящих созданий для их изучения для народного научного блага. Отсюда только земное, натуральное понимание образа Христа и убивает веру в Бога у Ипполита и Рогожина, ибо они отринули Божественную природу Христа, отринули Воскресение и Вознесение, а значит и отринули смысл Любви Божией, по которой Он и совершил искупительную жертву на кресте. Отсюда смысл утерян, и тогда христианство становится верой абсурда без смысла распятия, а отсюда вывод: мир несправедлив, потому что добро ещё не пришло в этот мир, а значит мир живёт в постоянном несовершенном хаосе, не знающем Света, Который был дан через Христа.

Совсем другой образ Христа мы видим в рассказе князя Мышкина:

«А вот, говорят, точно так, как бывает материна радость, когда она первую от своего младенца улыбку заприметит, такая же точно бывает и у Бога радость всякий раз, когда он с неба завидит, что грешник перед ним от всего своего сердца на молитву становится». Это мне баба сказала, почти этими же словами, и такую глубокую, такую тонкую и истинно религиозную мысль, такую мысль, в которой вся сущность христианства разом выразилась, то есть всё понятие о Боге как о нашем родном отце и о радости Бога на человека, как отца на своё родное дитя, – главнейшая мысль Христова! Простая баба! Правда, мать…»

Мышкин добавляет, что подлинное религиозное чувство, порождающее такое состояние души:

«всего яснее и скорее на русском сердце... заметишь»

Достоевский поясняет, что для русского человека лик Христа может быть родным, русским, если лик Его сохранён русским народом в чистоте. Однако не зря в романе «Идиот» писатель описал разные взгляды как на образ христианской жизни, так и на лик Христа, поскольку тем самым хотел разъяснить, что не всегда русский значит православный, если образ жизни не совмещён с образом Христа, поскольку несмотря на красоту русской христианской души, как и в каждом человеке, таится тёмное, болезненное тело, страдающее от своего греховного накала и несовершенства.

Из статьи Л. Мюллера «Образ Христа в романе Достоевского «Идиот».

Из сборника «Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков».